Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

ТРИЛИСТНИК ПИСЬМЕННОГО СТОЛА

1. Преодоление филологии (окончание)

Братскому монгольскому народу посвящаю. Автор

ВОЗНИКАЮЩИЕ ТРУДНОСТИ

На наше счастье, история средних веков неплохо разработана нашими предшественниками. Это надо понимать в том смысле, что установлена последовательность большинства событий политической истории, датированы войны, договоры, дипломатические и династические союзы, законодательные акты и социальные реформы. Иными словами, уже имеется канва, на которую можно нанести тот или иной узор и воспользоваться ею для того, чтобы опровергнуть или поставить под сомнение сведения, нелепость которых бросается в глаза; в том числе и рассказ о "первосвященнике-царе Иоанне".

Но вместе с тем событий так много, что охватить их взглядом или запомнить и удержать в памяти невозможно. Обычно здесь принято идти путем узкой специализации - изучения страны в одну, сравнительно короткую эпоху. Ведь именно этот путь привел средневековых летописцев к принятию абсурдного сведения о Иоанне, сведения, которое не удержалось в арсенале византийской и древнерусской науки, потому что греки и русские, находясь территориально ближе к Азии, знали ее лучше, чем современные им немцы или французы. Следовательно, путь сужения специализации ведет к тому, что на глаза исследователя надеваются шоры и отсутствие перспективы приводит к не меньшим ошибкам, чем недостаточная углубленность.

Затем для нашей темы необходимо самое широкое рассмотрение истории тех стран, где несторианство возникло, развилось и погибло, т.е. почти тысячелетний период истории Азии от Мраморного до Желтого моря [*8]. Удержать же в памяти все события, связанные с интересующей нас темой, возможно только путем помещения их в какую-то систему, специально для этой темы приспособленную. А поскольку такой системы нет, то надо ее изобрести, помня одновременно, что назначение ее чисто вспомогательное. Нужный для вывода материал можно получить двумя путями: 1) непосредственно из источников, т.е. сочинений современников событий, и 2) из сводной исторической литературы

XIX-XX вв. Второй способ имеет ряд преимуществ: он менее трудоемок; критика средневековых текстов и версий уже произведена, и повторять ее без достаточных оснований не имеет смысла; события сведены в причинно-следственные ряды, что облегчает нашу задачу - интерпретацию, и. наконец, читатель без затруднения может проверить ход нашей мысли и правильность выводов. Но, увы, ограничиваться этим путем нельзя, ибо если бы в историографии все обстояло так благополучно, то не возникало бы проблем, подобных тем, с которыми мы уже столкнулись и столкнемся еще не раз. Поэтому нам придется снова и снова обращаться к источникам не в плане текстологическом или литературоведческом, а на предмет проверки достоверности тех или иных сведений, возбуждающих сомнения или недоверие. Источниковед-филолог стремится ответить на вопрос: что говорит изучаемый автор? А источниковеда-историка интересует: что из сообщаемого автором - правда, что им опущено и как было на самом деле? Разница в аспекте очевидна.

Весьма распространено мнение, что ошибочность или недостаточность вывода объясняется поверхностным изучением источника. Молчаливо предполагается, что имеющиеся в научном обороте источники содержат все, что нужно для совершенного знания предмета. Достаточно лишь предельно точно перевести сочинение средневекового автора и пересказать его своими словами, чтобы любая проблема, связанная с данным сочинением, была решена. Это мнение нигде специально не сформулировано, но бытует как нечто само собой разумеющееся и не подлежащее пересмотру. При этом упускается из виду, что, слепо следуя источникам, историк только воспроизводит точку зрения древнего автора, а никак не истинное положение дела, которое самому старинному автору бывало зачастую неясно. Критика источников при таком подходе сводится к установлению их аутентичности, а противоречия нескольких, несомненно подлинных, источников составляют барьер, не всегда преодолимый. Да и как его перепрыгнуть, если для этого рекомендуется, допустим в нашем случае, опровергнуть все новые, да и старые исследования по истории Монголии [*9], заново перевести источники с арабского, персидского, греческого, китайского, монгольского, латинского, грузинского и армянского языков, да так, чтобы не повторить ни одного из предшественников и в конце концов выдвинуть еще одну гипотезу, отнюдь не имея уверенности, что она лучше прежних.

Этот путь меня не манил прежде всего потому, что никак не мог набраться смелости заявить, что мои переводы (если бы я их сделал) будут лучше и точнее, чем те, которые были выполнены блестящими и ученейшими филологами. Наоборот, историк, имея собственную точку зрения, всегда будет подгонять перевод под подтверждение ее. И совершенно безразлично, сознательно ли он выбирает удобные для него варианты или искренне верит, что так оно и есть. Даже стремление к повышению степени буквальности нецелесообразно, потому что буквальный перевод далеко не всегда самый точный, так как тут опускаются смысловые и интонационные нюансы, значащие в литературном произведении куда больше, чем формы глаголов или синтаксические обороты.

Но самым главным пороком этого метода является те, что исследование предмета подменяется изучением текстов, упоминающих о нем. Ведь нас интересует сама несторианская проблема, а не то, что о ней рассказывали современники.

Факты, отслоенные от источника критикой, редко позволяют уяснить ход событий, потому что всегда многие важные события в источниках бывают опущены, а незначительные выпячены. Примером может служить Ветхий завет Библии. Читая только его, невозможно усомниться в том, что вся история Ближнего Востока в первом тысячелетии до нашей эры вращалась вокруг Израиля и Иудеи. На самом же деле, как мы теперь хорошо знаем, Израиль и Иудея были захолустьями ближневосточного мира, исторические судьбы которого в эпоху определялись совсем другими народами и государствами.

Точно так же из "Песни о Роланде" вытекает, что главным событием первого похода Карла Великого в Испанию в 778 г. были геройская смерть Роланда в неравном бою с маврами. Но, как известно, такого боя вообще не было и Роланд на самом деле был убит в Ронсевальском ущелье басками, а не маврами. Однако такое явное искажение событий не мешает "Песне о Роланде" оставаться первоклассным историческим источником, как не мешает оно оставаться таковым же и "Слову о полку Игореве", хотя описанный в нем поход князя Игоря на половцев в 1185 г. проходил совсем не так, как изложено в "эпосе" [+7] [*10].

Поэтому необходим анализ, который целесообразно проводить путем синхронистического подбора фактов, благодаря чему легко обнаружить преувеличения и недомолвки источников, а также "белые пятна" в общей картине. Заполнение последних возможно только путем интерполяций, восполняющих на основе причинно-следственных связей первоначальную канву событий, полученную из источников [+8]. Степень точности при интерполяциях, естественно, снижается, но допуск невелик и общая закономерность не нарушается, зато в противном случае она теряется вообще. Следующая операция - синтез: сравнение полученной исторической канвы с аналогичными рядами фактов, установленных таким же образом в смежных науках. Синтез - констатация схождений и расхождений и объяснение того и другого, что и является целью исследования.

Итак, методическая цепь четырехчленна: 1) как (написано)? 2) что (было на самом деле)? и что к чему? - завершенный продукт производства.

Спешу договорить, дабы предупредить возможную - нет, неизбежную - критику, основанную на неполном понимании моего подхода. Я не против повторения переводов старинных текстов, даже больше - я за него, но считаю непозволительной роскошью не отдавать себе отчета в том, что именно может принести такая, очень большая и сложная работа. В разных случаях разное. Для изящной словесности повторные и параллельные переводы крайне желательны. Каждый переводчик передает подмеченные им нюансы эстетические, стилистические и смысловые. Тут не может возникнуть дублирования, потому что художественный перевод всегда отличается от подлинника и от аналогичного перевода, особенно сделанного на несколько поколений раньше. Тут и язык - как система ассоциаций и рефлексов - имеет значение, а мы знаем, что наши деды говорили, пусть чуть-чуть, но иначе, чем мы.

Другое дело деловой перевод. Там, где дело не касается терминологии, стилистика не меняет ни смысла, ни значения. В каких бы выражениях ни было сказано о поражении, допустим, русских на реке Калке - факт не изменится и убитые князья не воскреснут. Для нашего анализа достаточно такого перевода и даже следует ограничиться именно им, чтобы иметь возможность взвесить все pro et contra беспристрастно.

Что же касается терминов (названий чинов, родов войск, топонимов, этнонимов и т.п.), то в раскрытии их филолог ничем не сможет помочь историку, если тот не разберется сам, опираясь не на этимологию отдельных слов, а на комплекс событий, в описаниях которых эти трудные слова встречаются в разных сочетаниях. Вот поэтому мы и будем рассматривать проблему "попа Иоанна" не как проблему текстов, а как проблему исторической действительности XII в., для которой вопрос о восточном христианстве, как это ни странно, является ключевым вопросом.

ПОИСКИ ПУТЕЙ ИССЛЕДОВАНИЯ

Вопрос о том, как писать "историю", не решен, да и никогда не будет решен. Больше того, в решении его нет необходимости, потому что рецепты здесь идут скорее во вред делу, чем ему на пользу. Совершенно невозможно представить, чтобы два исследователя-современника, занимающиеся одним периодом, даже при полном согласии в трактовке событий и оценке явлений, изложили предмет одинаково, так как каждый из них уделит большее внимание сюжетам, соответствующим его научным интересам. Именно это разнообразие способствует объективному познанию исторического процесса, который предстает перед читателем в разных аспектах и, значит, наиболее полно.

Жанр, стиль и язык исторического повествования определяются тем, к кому обращается автор: к группе ученых-специалистов или к широкому читателю, интересующемуся темой исследования. В первом случае обязателен крайне обстоятельный анализ сложных проблем, решение которых предлагается автором; сокращенное до минимума изложение хода событий, потому что специалистам оно известно; и сухой, деловой язык, ибо центр тяжести перенесен на доказательство и историю вопроса. По существу, такая книга не что иное, как большая статья.

Во втором случае автор уделяет больше внимания историческому синтезу, опираясь на результаты аналитических работ через отсылочные сноски. Повторять аргументацию цитируемых статей нецелесообразно, так как это лишит читателя возможности следить за ходом мысли автора. Изложение развития событий приобретает решающее значение, потому что в нем, как в фокусе телескопа, сосредоточивается осмысление эпохи в целом. Язык допустим образный, подчас эмоциональный.

Наконец, возможен и третий подход - справочный. Далеко не все разделы истории одинаково хорошо известны читателям, в том числе самим историкам. Историческая наука в XX в. так расползлась вширь и вглубь, что историк, скажем, итальянского Возрождения оказывается по отношению к истории Индии или Китая просто квалифицированным читателем. Это особенно болезненно отражается при постановке сюжетов, подобных нашему. По кочевниковедению есть огромная специальная литература на многих языках, но нет общих, облегченных сводок, из которых можно без труда извлекать нужные сведения. А ведь это самое главное - легкость получения положительных знаний, позволяющая сосредоточить сэкономленные силы на обдумывание предмета.

Еще за тысячу лет до нас проблема избыточной информации занимала лучшие умы историков, в ряде случаев непревзойденных. Константин Багрянородный [*11], столкнувшись с этой трудностью, писал: "Материал истории дорос до пределов необъятных и неодолимых; поэтому цель работы - соединить выдержки из писателей старых и новых". Этим он хотел сказать, что важным для него является, во-первых, установление факта, причем безразлично, из какого источника автор его почерпнул, и. во-вторых, обнаружение связей данного факта с другими, т.е. нахождение его места в цепи событий. Именно это считал он наукой - историей, а прочее, т.е. историографию, рассматривал как подсобное и не всегда нужное занятие.

Но прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому, а смотреть тоже можно по-разному: с птичьего полета, с вершины холма, из мышиной норы. В каждом случае мы что-то заметим, а что-то упустим, но совместить все три уровня рассмотрения невозможно. Следовательно, приходится выбирать тот, который нам нужен в данный момент.

Итак, при историческом анализе лучше всего применять все три метода, так как ни один из них не заслуживает предпочтения, а просто отвечает на разные вопросы. Предлагаемый здесь подход не что иное, как анализ, т.е. "расчленение", необходимое для того, чтобы распутать неясные места в истории и потом перейти к синтезу, когда учитываются результаты разных методик исследования. Только таким путем можно вырваться из прокрустова ложа заданной схемы, не впадая в мелочеведение, при котором теряется сам предмет исследования - ритмы Всемирной истории.

А ТЕПЕРЬ О СИНТЕЗЕ

Звездное небо наблюдают в телескоп; женский профиль - простым глазом; насекомое - в лупу; каплю воды - в микроскоп. А как мы наблюдаем историю? Горько сказать, но большая часть бесплодных споров происходила оттого, что исторические процессы хотели видеть одним глазом с уменьшением, допустим, в 1000 раз, а другим - с увеличением примерно в 850 раз, простодушно полагая, что таким образом будет достигнуто какое-то среднее искомое приближение. Не отсюда ли многовековой спор между методиками, школами, подходами и т.д.? Представим себе, что в нашем распоряжении есть историоскоп, прибор с масштабной шкалой, содержащей градацию степени приближения. Попробуем поставить окуляр на приближение - N 1 (самое общее).

Мы увидим огромную спираль - путь исторического развития. Нижний ее конец теряется в густых лесах, окаймлявших языки наплывавшего ледника, в пещерах, где высокие смуглые люди делили тушу мамонта, разрезая мясо кремневыми ножами. Ниже витки спирали расплываются и просматриваются только отдельные ее отрезки со смутными абрисами гоминидов: неандертальца, синантропа и других порождений природы. Верхний конец уходит в будущее, которое представляется нам как полное торжество человека над природой, но описывать его я не берусь, предоставляя это занятие авторам научно-фантастических романов. Наша письменная история - всего один виток этой гигантской спирали.

В первом приближении мы наблюдаем три нити закономерности общечеловеческого развития: демографический взрыв, технический прогресс и смену социально-экономических формаций. Рост населения за последнюю тысячу лет идет по восходящей кривой. У рубежа нашей эры население Земли насчитывало от 250 до 350 млн. человек; в 1650 г. - около 545 млн.; в 1800 г. - приблизительно 906 млн.; в 1900 г. - 1,6 млрд.; в 1950 г. - 2,517 млрд. и к 2000 г. должно достигнуть 6 млрд. человек. При этом замечено, что прирост населения особенно велик не в странах изобилия плодов земных, а там, где ощущается их недостаток [+9]. Очевидно, здесь не функция роста цивилизации, а имманентный закон, присущий человечеству как виду.

Технический прогресс на таких отрезках времени несомненен. Он перерастает рамки социальных отношений и становится фактором антропогенного преобразования ландшафтов земной поверхности. Исчезли и исчезают целые виды животных, распространяются виды культурных растений, например пшеница, картофель, кофе, вытесняя естественные геобиоценозы. Загрязняются промышленными отходами пресные воды, и даже начинает изменяться состав атмосферы. Прогресс - как огонь: он и греет и сжигает. Социальное развитие описано достаточно подробно, и нет надобности повторяться. Изучение этих ритмов - достояние всемирно-исторической методики. Культурно-историческая школа по отношению к этим закономерностям бессильна. Она просто их не замечает, так как ее диапазон узок.

Сдвинем наш окуляр на приближение N 2. Сразу пропадет спираль и останется только один ее виток длиной около 5 тыс. лет, который будет восприниматься как прямая линия. Но эта линия прерывиста, как будто она состоит из переплетения разноцветных нитей, концы которых заходят друг за друга. Это те самые исторические культуры, которые то и дело сменяют друг друга, веками сосуществуя на поверхности планеты Земля. Так, заря Эллады, когда базилевсы с дружинами разоряли Трою, - XII в. до н.э. - по времени совпала с закатом Египта и началом упадка могущества Ассирийского царства и Вавилонии. Так, при агонии золотой Византии - XIII в. н.э. - возносились знамена франкских рыцарей и бунчуки монгольских богатырей. А когда изнемогал от внутреннего кризиса средневековый Китай - XVII в., - тут же поднялся трон маньчжурского богдыхана, вокруг которого объединилась Восточная Азия. И каждый из этих подъемов был связан с явлениями этногенеза - появлением новых народов путем коренного преобразования прежних. Тут уж нельзя говорить об одном процессе. Наоборот, наблюдается переплетение разных процессов с инерционной кривой развития: быстрый подъем, короткая стабилизация в зените и постепенный упадок, за которым иногда следует полное исчезновение данного этноса. Именно об этих явлениях говорили Ибн Халдун и Джан Баттиста Вико [*12].

Сдвинем рычаг историоскопа на приближение N 3 и увидим только одну культуру, переживающую свою юность, зрелость и старость. Перед нами предстанет картина социальной борьбы. В древнем Риме шла борьба патрициев и плебеев, затем - оптиматов и популяров, потом - Сената и легионеров [*13]. В Италии это будет борьба лангобардов с местным населением, переоформившаяся затем в борьбу гибеллинов и гвельфов и, наконец, в войны итальянских городов между собою. В Монголии будет война дружинников Чингисхана против племенных вождей кераитов, меркитов и найманов. В Арабском халифате соперничество кайситов и кельбитов сменилось войной Аббасидов против Омейядов, потом карматов против мусульман и в конце концов турок против всех остальных. Но каждая культура будет видна отдельно, все остальные окажутся для нее только фоном, объясняющим отдельные события политической истории, но не собственные ее ритмы.

При приближении N 4 мы увидим уже не всю историю культуры как целого, а только отдельную эпоху. Социальные противоречия станут расплывчаты, а отчетливы и выпуклы характеры и судьбы отдельных людей. Тогда историк будет говорить о необузданности Мария, железной воле Суллы, легкомыслии Помпея, предусмотрительности Цезаря, влюбчивости Антония и расчетливости Октавиана. История будет казаться поприщем для соперничества великих людей, хотя известно, что сама идея обманчива. Фоном станет эпоха, которую рассматривали в предыдущем приближении как основную и конечную цель изучения. Но это еще не предел.

Возможно еще приближение N 5, при котором в поле зрения оказывается один человек. Как ни странно, это приближение используется очень часто. Если этот человек Пушкин - возникнет пушкиноведение, если Шекспир - шекспирология, Но здесь история смыкается с биографическим жанром и перестает быть сама собой. Шкала историоскопа исчерпана.

Вот к какому решению привел анализ всемиро-исторического материала для ответа на вопрос, поставленный в начале сочинения: как понять историю царства пресвитера Иоанна на фоне Всемирной истории? Какое приближение отвечает нашим задачам и как его следует применить к делу?

Приближение N 1 явно не может быть использовано, потому что интересующее нас столетие будет казаться точкой на бесконечно длинной кривой. А, как известно, описать точку невозможно, потому что она имеет место в пространстве, но не имеет формы. Кроме того, методы, применимые при первом приближении, как-то: образование рас первого порядка (негроидов, европеоидов и монголоидов), открытие добывания огня, изобретение письма, применение металла и т.п., образуют такие эпохи, для которых появление ложного слуха, вроде того, какой интересует нас, явление отнюдь не соразмерное.

Перейдем к приближению N 2. Здесь уже есть на что обратить внимание. В XII в. наблюдается причудливое переплетение различных культур, непохожих друг на друга и избегающих сходств, даже в виде заимствований. Западная Европа, разъединенная политически, воспринимает себя как единство, целостность, называя себя " христианским миром", куда не включает схизматиков: греков и русских. Та же картина в странах ислама: политическая раздробленность ничуть не мешают культурному единству, противопоставляющему себя и "франкам", и грекам, и "неверным туркам", под которыми понимались все кочевники Евразии, включая венгров и монголов. Китай был в XII в. централизован, но рассматривал как свою периферию царства тангутов - Си Ся и киданей - Ляо. Это была явная натяжка, потому что тангуты больше тяготели к тибетской культуре, а кидани хранили многие традиции кочевого быта, но таково было мироощущение китайцев, уверенность в своем превосходстве над всеми народами всего мира. А сами кочевники? Там, где они не окитаились, или не перешли в ислам, или не стали феодально-католическим королевством, как, например, в Венгрии, они оставались сами собой и, подобно всем перечисленным культурам, ощущали свое единство на фоне политического и бытового разнообразия. Для нашей темы это фон; но что это за картина, если в ней нет второго плана и глубины?

При приближении N 3 мы уже подходим к предмету вплотную. Судьба несторианства как особой ветви культуры, которую можно условно назвать "византийской" (ибо само слово "Византия" - термин условный, потому что средневековые константинопольские греки именовали себя ромеями, т.е. римлянами), будучи прослежена от начала до конца, многое объяснила бы нам, и наша тема оказалась бы лишь ее составной частью. Но тогда нам пришлось бы заодно поднять такие вопросы, которые отвлекли бы нас от нашей проблемы, и поэтому целесообразно перейти к приближению N 4 и рассмотреть только одну эпоху - с 1141 по 1218 г., когда несторианские ханства были завоеваны монголами Чингисхана [*14].

Казалось бы, решение найдено, но, к сожалению, на нашем пути лежит камень преткновения: источники по истории несторианских ханств XII в. слишком скудны. Сохранилось только несколько случайных упоминаний, по которым восстановить ход событий и дать объяснение их невозможно. Поэтому-то эта проблема осталась не освещенной в исторической науке, но мы попытаемся найти выход из положения, кажущегося безнадежным.

Применим "панорамную" методику. Соберем и систематизируем все, что происходило до, после и вокруг "белого пятна", т.е. примем как вспомогательный прием приближения 3,5; затем, на базе установленных фактов, рассмотрим стимулы поведения отдельных людей, принимавших участие в событиях; это будут приближения 4,5. Если и таким способом, до сих пор не применявшимся, но мы не получим результатов - тогда опустим руки. Но пока есть надежда на успех - начнем исследование.

 

Примечания

[+7] Gumilev L.N. Les Mongols du XIIIe siecle et le Slovo o polku Igoreve. C.37-57.

[+8] Гумилев Л.Н. Роль климатических колебаний...

[+9] Забелин И. Человечество - для чего оно? С.172-174.

 

Комментарии

[*8] Автор пишет о несторианстве, несколько приглушая тему своей книги, поскольку в 1970 г. говорить о самостоятельной роли конфессии в истории было невозможно. "Тысячелетняя история Азии от Мраморного до Желтого моря" - это история сложения и гибели этноконфессиональной христианской цивилизации, порожденной сторонниками архиепископа Константинопольского Нестория (428-431), возглавившими новое и очень сильное направление в христианстве, просуществовавшее - это показывает далее текст книги Гумилева - тысячелетие как самостоятельная политическая сила.

Сегодня о церкви несторианского толка мало что известно, но в XIX-начале ХХ в. о ней писали многочисленные исследователи в Германии, Франции и России. Несторианство явилось просветителем Центральной Азии, и процветание Месопотамии в VII- XIII вв., городов Ближнего Востока, Персии было основано на деятельности этой крайне многочисленной общины. В течение нескольких веков несториане при арабском и персидском владычествах занимали высокие государственные и административные посты, служили при дворах эмиров и халифов. Несториане переводили на арабский язык рукописи греческих авторов, собирали библиотеки, разъезжали с различными просветительскими целями по всей Азии, учили в школах студентов, собирали и классифицировали географические и иные сведения. Богатая и просвещенная несторианская церковь развила обширную богословскую и гуманитарную деятельность в разных странах вплоть до Цейлона, Китая, Йемена и Молуккских островов. Во время Второго крестового похода несторианская церковь имела в своем подчинении не менее 20 митрополий. В дальнейшем начался упадок несторианства; часть несториан присоединилась к католической церкви, обосновавшейся благодаря политике Франции в Палестине и Турции. Турецкоподданные несториане постепенно присоединялись к восточной православной церкви, и с 1898 г. подавляющее большинство несториан официально по решению Синода вошло в лоно Русской православной церкви. В иранском Курдистане остаются группы несториан-курдов, называющих себя сиро-халдеями.

Сам основатель религиозного течения, Несторий, столь много сделавший для развития просвещения на Востоке, был заключен в лагерь, в пустыню Египта, его перегоняли из одной ссылки в другую, и он умер в 451 или 452 г. Оставил после себя несколько возвышенных религиозных сочинений, в которых он, не сломленный гонениями, доказывает свою идеологическую правоту и неправоту противоборствующего религиозного течения христианства - арианства, восторжествовавшего в латинских странах и Германии.

[*9] Автор имеет в виду время расцвета монгольских улусов, совпадавших границами с нынешней историко-культурной областью Евразии, широко описанной многочисленными хронистами и историками на всех известных нам языках.

О слепом следовании источнику, переводимому с языка на язык, Гумилев пишет во всех книгах, и указанный в тексте тезис оказался одним из наиболее фундаментальных для построения им своей концепции Всемирной истории, наблюдаемой на уровне фактов этногенеза, естественной истории, а не суммированных и переведенных на один язык историографических источников.

[*10] Об этом написано в статье "Монголы XIII в. и "Слово о полку Игореве", помещенной в данном томе работ Л.Н.Гумилева.

[*11] Константин Багрянородный (905-959) - император Византии Константин VII Порфирогенет, то есть багрянорожденный в порфирной, или красной палате дворца Константинополя. Византийский император с 913 г. Выдающийся историк и географ Византии, описал политический строй Византии, дипломатию, церемониал двора, а также быт всех соседних с Византией народов, что положило начало составлению византийских энциклопедий. В двух его трактатах "О фемах" (пограничных областях) и "Об управлении империй" содержатся важные сведения по расселению славян и кочевников. Книги Константина VII переизданы в одном томе в 1991 г. в Москве.

[*12] Ибн Ходдун, или Ибн Хальдун Абдурахман Абу-Зейд (1332-1406) - арабский историк, глава Академии в мусульманском государстве Гранада в Испании. Важнейший труд "Книга примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших сними на земле", в которой рассматривается циклический по характеру ход развития истории, периодичность возвышения одних народов и угасания других. Считается одним из предшественников этнологии.

Вико Джамбатиста (1668-1744) -итальянский философ истории, создатель теории круговорота в истории обществ. Период детства народа заменяется юностью - героическим периодом, сменяемым зрелостью - человеческим или гуманитарным периодом. Главная его работа "Основания новой науки об общей природе наций", переведена на русский язык в 1940 г. Его концепции близки идеи Н.Данилевского, К.Леонтьева, О.Шпенглера и в определенной мере А.Тойнби.

[*13] Оптиматы в древнем Риме - партия, отстаивавшая свои исключительные права занятия важнейших должностей, противостоящая популярам - партии так называемого римского народа. Лангобарды - германское население в Северной Италии и германское королевство. Гибеллины - постоянные противники римского папы и папской политики распространения владычества на население Италии, сторонники немецких императоров. Гвельфы - мощная и хитроумная партия сторонников светской власти папы. Кайситы и кельбиты - два противоборствующих родо-племенных объединения арабов начальной стадии Арабского халифата.

[*14] Время 1141-1218 гг., когда вознеслась Монгольская империя и еще не ринулась на северо-западную половину Евразии, в том числе и на Русь, является ключевым во многих исторических сочинениях Л.Н.Гумилева. Эти десятилетия были им изучены досконально, вплоть до мельчайших подробностей каждого года и биографии каждого персонажа на всем пространстве Старого Света. На краеугольном камне исторического и этногенетического рассмотрения вулканообразных движений народов Гумилев и стал в дальнейшем строить свою теорию Всемирной истории и этническую теорию пассионарности.

 

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top