Каспийский свод сведений о Восточной Европе

Б.Н. Заходер

БОРЬБА ЗА ВЕРУ

При скудости известий о хазарах история верований Хазарии, имеющая такую богатую и разноязычную литературу, казалось бы, могла служить интересным источником для характеристики внутренней истории народа. К сожалению, специфическое использование известий о религиозной истории Хазарии придает большинству исследований тенденциозный характер, имеющий мало общего с подлинно научными задачами. Особое внимание исследователей хазарской истории привлекал вопрос об иудаизации хазар. Вопрос этот даже во многих современных работах, посвященных общей истории Хазарского каганата, продолжает играть доминирующую роль. Такова, например, работа Д.М.Данлопа, уже одно название которой говорит само за себя, или вышедшая позднее работа С.Шишмана, где основное место отводится также упомянутому вопросу. Между тем общеизвестно, что "распространение иудаизма среди хазар имело только ограниченную сферу применения и касалось одной вершины социальной пирамиды".

Не менее, нам представляется, нуждается в рассмотрении и второе явление, неоднократно подчеркиваемое всеми исследователями хазарской истории уже с начала прошлого столетия, - так называемая веротерпимость Хазарского каганата. Этот факт использовался до настоящего времени исследователями главным образом в качестве иллюстрации достоинств хазарского "образа правления". Между тем подобная этическая оценка не снимает естественного вопроса: что означало наличие многоверия в Хазарском каганате? Рассматривая это явление с исторических позиций, мы можем сделать только один вывод: хазарское многоверие, более чем что-либо другое, отражало силу родо-племенных пережитков. Отдельный союз племен, племя или род представляли собою замкнутое общество, отделенное от другого подобного племени или рода многочисленными перегородками; религиозная разобщенность служила целям этой изоляции. Таким образом, всякая попытка установления единой религии, обязательной для всех хазар, должна была сопровождаться прежде всего ломкою этих патриархальных, но крепких родо-племенных традиций. "Борьба за веру" отражала в идеологической сфере изменения, происходившие в социально-экономической области у хазар.

К сожалению, исследователь, занимающийся религиозной историей, не располагает достаточными данными даже для определения района распространения той или иной религии в Хазарии. Не лучше положение с установлением хронологических дат. Несмотря на значительное количество работ, посвященных хазарскому иудаизму, и в этой области нельзя чувствовать себя уверенным в точности выводов, хотя последние иногда делаются с большой степенью категоричности. В этих условиях анализ тех отрывочных и случайных сообщений, что дошли до нас, - единственная возможность составить какое-либо приблизительное представление о религиозной истории хазар.

И третий вопрос: о бытовании в Хазарии самой старой и широко распространенной веры - идолопоклонства. Сообщая об исповедании иудаизма каганом, его наместником и знатью, Ибн Русте оговаривает: все остальные хазары исповедуют веру, схожую с верою тюрок. Гардизи, повторяя Ибн Русте, уточняет последнее положение: вера остальных хазар походит на веру тюрок-гузов. В рассказе о принятии хазарами иудаизма Димашки также утверждает, что у хазар раньше была вера такая же, как у тюрок. Другие авторы сохранили лишь реликт темы, ее первую часть, упоминания об иудаизме царя и его свиты: Мас'уди, Мукаддаси, Бакри, Иакут, Мубаракшах, Исхак ибн ад-Хусейн и другие, о чем речь далее. Утверждение Ибн Русте - Гардизи - Димашки об исповедании хазарами веры, схожей с верой тюрок (или тюрок-гузов), думается, дает правильный ориентир для определения наиболее старого и широко распространенного словя хазарских религиозных представлений. Эти представления, согласно данным нашего Свода, были близки также верованиям буртасов, которые Ибн Русте, Гардизи, "Худуд ал-'алам" и Бакри определяют как "схожие с верой гузов".

Весьма трудно по сохранившимся в мусульманской литературе данным восстановить даже самые общие черты этого древнего хазарского идолопоклонства или язычества. Относясь к разряду презираемых исламом, "не книжных" верований, старая хазарская вера почти не получила отражения в письменности на арабском и персидском языках. А если изредка что-либо и проникало в эту письменность, то тенденциозность, с которой преподносились мусульманскими авторами эти сообщения, вынуждает исследователя быть особенно осторожным в их использовании. Немалую роль в этом отсутствии сведений о старой хазарской вере играл и иудаизм правящей хазарской верхушки, через которую в значительной мере и проникали сведения о хазарах на мусульманский Восток.

В IX-Х веках, когда в основном составлялся Свод, значительная часть хазар продолжала по-прежнему находиться в сфере древних религиозных представлений. Под этой значительной частью мы разумеем ту массу полукочевого-полуоседлого населения, что делилась на племена и роды и была рассеяна на значительные территории. Именно об этой массе и идет речь в цитированном выше отрывке о продаже хазарами-идолопоклонниками своих детей в рабство, в то время как представителям других религий запрещалась торговля потомством. В государственно-правовой области наличие значительного и влиятельного числа идолопоклонников отразилось в существовании в Итиле, столице каганата, судьи, предназначенного для судебного разбирательства среди русов, славян и иных идолопоклонников. По словам Мас'уди, в то время как судьи-иудеи судят по Торе, христиане - по Евангелию, последний судья судит согласно "традиции идолопоклонников" и "умозрительных прецедентов". Разница в наименовании идолопоклонников в первом из приведенных сообщений и во втором как будто свидетельствует, что итильские судьи были предназначены главным образом для идолопоклонников-иноземцев. Да и в самом деле, вряд ли член хазарского племени или рода нуждался для судебного разбирательства в особо назначенных верховной властью судьях. Как отмечено Д.М.Данлопом, у хазар существовали свои жрецы-шаманы, как и всюду, объединявшие в своих руках чисто жреческие функции с судебными. Особенностью хазарских жрецов-шаманов была их способность вызывать дождь. Эта способность очень рано была известна арабоязычной литературе: так, Табари под 110/728-29 г. рассказывает, что во время наступления Маслама ибн 'Абд ал-Малика потерпевший поражение хазарский каган отступил под покровом проливного дождя, и само сражение получило в дальнейшей историографии наименование "поход в грязи". Согласно другому рассказу того же Табари, тело убитого под Баланджаром в 32/652 г. арабского полководца 'Абд ар-Рахма-на ибн Раби'а ал-Бахили было помещено хазарами в особый сосуд и стало служить средством для вызывания дождя. Во всех этих сообщениях нельзя не видеть древней общетюркской легенды о чудесном дождевом камне, завещанном Ноем своему сыну Яфету, которая стала достоянием различных народов, часто никакого отношения к тюркскому генеалогическому древу не имеющих. Соединение магических действий, вызывающих дождь, с убиением врага характеризует еще одну черту хазарского идолопоклонства - наличие человеческих жертвоприношений. Эта черта отражена во многих источниках. Рассказывая о захоронении кагана, Иакут (как обычно в его хазарских сообщениях, со ссылкой на Ибн Фадлана) говорит, что, устроив место погребения, хазары рубили головы всем, кто участвовал в постройке. По свидетельству армянских авторов, человеческие жертвоприношения входили как обязательная часть в состав похоронного ритуала. Так, Моисей Каганкатваци сообщает о "разрезанных мечом и ножами трупах", "битве на мечах в нагом состоянии", а также о "скверной неистовой резне" и "беснующемся плаче" над мертвыми. Интереснейшее описание похорон сарира содержится у Ибн Русте и Гардизи. По их словам, умершего кладут на носилки, выносят на площадь и оставляют там лежать три дня. На третий день "они (т.е. сариры) приходят в полном вооружении, в панцирях, кольчугах и с оружием в руках, становятся на краю площади, приготавливают копья, прилаживают стрелы к лукам, обнажают мечи и [как бы] нападают на труп, но не ударяют".

Трудно, конечно, предполагать, чтобы при изолированности отдельного племени или рода религиозный ритуал был традиционно одинаков у многих племен и родов. Чем больше была изоляция, тем естественнее ожидать индивидуализации, разнообразия этого ритуала. Наряду с очень примитивными, архаичными верованиями, по мере экономического и культурного прогресса среди хазар возникали более сложные системы религиозных представлений, создавались предпосылки для борьбы за единоверие как могущественный инструмент подавления былой племенной вольности. Моисей Каганкатваци рассказывает о роще священных деревьев близ города Варачан. Ибн Русте и Гардизи описывают священное дерево в стране сариров близ города Хамрин: каждую среду жители города приходят с дарами к дереву - предмету поклонения и совершают обряд жертвоприношения. В южных районах Хазарского каганата, особенно тесно соприкасавшихся с сасанидско-иранской культурой, древнее идолопоклонство могло уступить место зороастризму. В рассказе об обращении хазар в иудаизм Бакри сообщает, что до обращения каган хазар был магом. Нельзя также не вспомнить сохраненную Мирхондом легенду о культе огня, якобы существовавшем в древние времена у хазар: покойника бросали в огонь под звуки песнопений и барабанов. "Говорят, - добавляет Мархонд, - что этот обычай остался в тех странах по настоящее время". Но настоящая борьба за единоверие проходила в Хазарии в форме столкновения трех монотеистических религий: иудаизма, мусульманства, христианства. Наши источники сохранили интересный в этом отношении рассказ-анекдот, находящийся в составе сочинений Ибн Русте и Гардизи. Как и предыдущие цитаты из этих авторов, рассказ относится к сарирам. По словам обоих авторов, жители области Сарир были до такой степени "веротерпимы", что ходили по пятницам, следуя мусульманскому обряду, в мечеть, по субботам, по еврейскому обряду, в синагогу и, как христиане, по воскресеньям - в церковь.

Источники, входящие в состав Свода, сохранили несколько рассказов о перемене веры хазарами. Первый из этих рассказов принадлежит Мас'уди. "Царь хазар, - гласит этот рассказ, - обратился в иудаизм во времена халифа ар-Рашида, и стали стекаться к нему иудеи из разных мусульманских стран и из Рума; это потому, что царь Рума Роман в настоящее время, год 332 (=943-44), настаивал, чтобы иудеи, которые находятся в его царстве, перешли в христианство, и понуждал их". Автор прерывает в этом месте свое повествование обещанием в том же сочинении рассказать более подробно о византийских императорах, в особенности об упомянутом императоре Романе, и продолжает: "И бежали иудеи из земли Рума в землю хазар, как мы сообщали". Заканчивается рассказ отказом автора трактовать в данном месте своего сочинения более подробно историю обращения хазар в иудаизм ввиду тех соображений, что все это было уже рассказано в предыдущих сочинениях. В нашем изложении всего этого рассказа мы нарочито взяли в кавычки фразы Мас'уди, которые имеют прямое отношение к истории обращения хазар в иудаизм. Рассматривая эти фразы, а также сопровождающие их замечания автора, нельзя отделаться от впечатления, что перед нами лишь отрывочное изложение, с намеками и умалчиваниями, не всегда достаточно ясно понимаемыми. Ни "Китаб ат-танбих", ни какие-либо другие отрывки из сочинений Мас'уди, как известно, не содержат изложенной в данном рассказе темы. Следуя этому рассказу, мы должны констатировать два периода иудаизации Хазарии: первый - во времена Харуна ар-Рашида (786-809), когда иудаизм принял царя хазар, и второй - во время правления византийского императора Романа I Лекопина (919-944), когда под влиянием религиозных гонений в Византии в Хазарию бежало множество иудеев. Второй период, точно отмеченный рассказом 332/943-44 г., являлся годом, когда Мас'уди писал свой "Мурудж аз-захаб". Каким образом события, происшедшие никак не позднее 944 г. (дата смерти императора Романа 1) в Византии и Хазарии, могли быть близко известны Мас'уди, в каких сочинениях Мас'уди мог более подробно излагать их - вопросы, на которые мы не можем ответить. Единственным известным нам текстом арабской письменности, в котором как-то можно усмотреть если не параллелизм, то во всяком случае несомненное знакомство с рассказом Мас'уди, является текст Димашки. Констатировав, как уже было упомянуто выше, наличие у хазар такой же веры, как у тюрок, Димашки продолжает далее: "И вот случилось у них то, что рассказал Ибн ал-Асир: правитель Константинополя во дни Харуна ар-Рашида изгнал иудеев из своего государства, а те направились в страну хазар, где нашли умных и благочестивых людей, объявили им свою веру, а те признали ее наиболее правильной, присоединились к ней, оставались [в этой вере] некоторое время. Затем воевало с ними войско из Хорасана, захватило города их, страну их, они (т.е. хазары. - Б.З.) стали подданными. Рассказывает Ибн ал-Асир также, что они приняли ислам в 254 (868) году; он указывает, что причиной принятия ими ислама послужило военное нападение тюрок. Вот они (хазары) попросили помощи от людей Хорезма, а те ответили: "Вы - неверные, примите ислам, и мы поможем вам". Те приняли ислам, за исключением царя их, и помогли им хорезмийцы, и отступили от них тюрки. После этого принял ислам и царь их". То, что имя Ибн алАсира, у которого Димашки заимствовал рассказ, упоминается дважды, как будто не оставляет сомнения в правильности цитирования; эта уверенность не может быть поколеблена даже фактом отсутствия параллельного текста в издании Торнберга. И все же, даже при вполне допустимой возможности нахождения у Ибн ал-Асира параллельного текста, Димашки в своем рассказе о перемене веры хазарами представляет для нас интерес главным образом как консерватор исторической традиции, значительно более древней, чем время составления хроники Ибн ал-Асира. Уже в начальной фразе рассказа о гонении иудеев правителем Константинополя во время халифа Харуна ар-Рашида мы совершенно явственно различаем текст Мас'уди, хотя у Димашки произвольно хронологически объединены аббасядский халиф и византийский император, жизнь и правление которых отделены друг от друга более чем столетием. К такой же древней традиции несомненно относится рассказ Димашки о войне с хазарами войска из Хорасана, Сообщение это не может не напомнить отрывочного рассказа Мукаддаси: халиф Ма'мун (813-833) совершил поход на хазар из Джурджании (Ургенча), завладел ими, обратил их в ислам. Значительный интерес представляет вторая половина рассказа Димашки о военной помощи хорезмийцев в 254/868 или 354/965 году. Напоминая по сюжету рассказ Мас'уди о мусульманско-хорезмийской гвардии в Итиле, версия Димашки отличается от Мас'уди многими существенными деталями. Рассказ Димашки, как явствует из всего вышесказанного, объединил три исторических сообщения и представляет собою как бы хазарскую религиозную хронику IX-Х столетий.

К шестидесятым годам IX столетия относится последний из рассказов, находящихся в источниках нашего Свода и имеющих своим сюжетом религиозную историю хазар - мы имеем в виду один из вариантов знаменитого предания относительно спора о вере христианского епископа с еврейским раввином, сохраненный единственно в составе сочинений Бакри. В задачи данного очерка, имеющего своим предметом известия о Восточной Европе на арабском и персидском языках, естественно, не входит обследование как еврейско-хазарского варианта, так и варианта, сохранившегося в "Житии святого Кирилла". Среди многочисленных предположений нам кажется весьма основательной попытка видеть в "христианском епископе" именно Кирилла (в миру - Константина), побывавшего с миссионерскими целями в Хазарии в 860-861 годах. Весьма примечательно, что в то время как в еврейско-хазарском оригинале предания, где победителем прения выходит еврейский раввин, активное участие принимает некий мусульманский ал-кади, в мусульманском арабоязычном варианте роль представителя ислама сведена на нет; ловкий раввин, по словам Бакри, сумел уничтожить своего мусульманского противника еще на пути в Хазарию. Рассказ относительно спора о вере, перенесенный на арабскую почву, претерпел, таким образом, значительные изменения.

Обобщим все вышеизложенное. Анализ рассказов о "борьбе за веру" в Хазарии свидетельствует, что приблизительно за сотню с лишним лет до принятия христианства на Руси на Нижнем Поволжье была произведена такая же попытка ввести единую религию. Эта попытка окончилась неудачей. Даже принятие каганом и высшими правящими слоями каганата иудаизма не привело к установлению одной веры среди более или менее широкого круга хазарского населения. Иудаизм сделался верой лишь "верхушки хазарской социальной пирамиды". Четыре религии - иудаизм, христианство, мусульманство, шаманизм - по-прежнему и после обращения кагана в иудаизм вели ожесточенную и неустанную борьбу между собой,

Источники, составляющие прикаспийский Свод известий о Восточной Европе, на первое место в этой борьбе выдвигают ислам. Настоящим историографом активной деятельности мусульман на Нижнем Поволжье является Мас'уди. По его словам, начало проникновению мусульман на Поволжье положила массовая миграция из Хорезма, вызванная войной и чумой. Произошло это в "давние времена", но уже после появления ислама. Хорезмийская миграция в Хазарию была, согласно Мас'уди, организованной. Эмигрировавшие из Хорезма мусульмане остались в Хазарии на определенных условиях: открытое исповедание веры, во главе мусульман должен стоять везир-мусульманин, эмигранты-мусульмане не должны участвовать в войнах с единоверцами.

"В настоящее время, - говорит Мас'уди, - вместе с царем садится на коня около семи тысяч стрелков из лука, в латах, шлемах, кольчугах, имеются также копейщики, как то обычно у мусульман в отношении боевого оружия". Эти мусульмане составляют войско царя и известны под наименованием ларисийа', везиром их в то время, когда писал Мас'уди, был Ахмад ибн Кувейх. Кроме ларисийа в стране находится много мусульманских купцов, ремесленников, которые поселились в Хазарии по причине царствовавшей здесь безопасности и справедливых порядков. У мусульман в Итиле "соборная мечеть, минареты которой выше дворца царя, другие мечети, а в них мектебы, где учатся юноши Корану. Если бы, - оканчивает Мас'уди, - соединились мусульмане и те, кто здесь из христиан, не стало бы у царя над ними могущества". Мас'уди, описывая поход русов после 300/912-13 г. и возвращение их через Итиль, говорит о сражении, в котором, с одной стороны, принимали участие русы, а с другой - мусульмане и объединившиеся с ними христиане, всего в количестве 15 тыс. человек. Приведенные сообщения Мас'уди намечают две группы мусульманского населения в Хазарии. Первую из этих групп составляют семь тысяч воинов, выставляемых эмигрировавшими из Хорезма мусульманами. Данная цифра позволяет предполагать, что общая численность ларисийа вместе с женщинами и детьми равнялась нескольким десяткам тысяч человек. Следовательно, мы имеем дело с поселением не отдельных лиц или семей, а целого и довольно значительного племени. Численное превосходство ларисийа среди других мусульман было таково, что, как подчеркивает Мас'уди, самих мусульман называли в Хазарии по имени того народа. И вряд ли можно согласиться с И.Марквартом, предлагавшим под словом "хорезмийцы" разуметь не собственно население Хорезма, а мусульманских ландскнехтов, вербовавшихся в гвардию хазарского бека. За последнее время в науке все более утверждается мысль, что ларисийа, или ал-арсийа у Мас'уди, - иранские аланы или асы (предки современных осетин), жившие в древности, по свидетельству некоторых авторов, к востоку от Каспия. Каково бы ни было этническое происхождение ларисийа, определить которое на основании анализа одного названия, по нашему убеждению, вряд ли возможно, все же ясно, что эти хорезмийские мусульмане в достаточной мере крепко были связаны с иранской традицией. На это прежде всего указывает титулатура главы их - везир. Титул этот, по иранскому преданию, впервые начал применяться при мифическом шахе - Кеяниде Виштасфе. Когда Мас'уди писал свое сочинение, уже давно прошла героическая пора аббасидского везирата, и в Х веке, по сообщению Ибн Мискавейха (под 324/ 935-36 г.), вес этой должности значительно уменьшился. Тем не менее наименование везиром главы ларисийа было вполне понятно для современников - читателей Мас'уди. Йакут со слов Ибн Фадлана также утверждает, что над мусульманами Итиля начальствует один из рабов-гвардейцев царя, называемый хаз, - название непонятное, но долженствующее, очевидно, означать то же самое, что и везир Мас'уди, т.е. наместник, уполномоченный верховной властью. Связь ларисийа с иранской традицией подчеркнута Мас'уди именем везира - Ахмад ибн Кувейх. Во второй части этого имени мы структурно различаем то же иранское прикаспийское имя, что и у эпонима династии Бувейхидов. Ларисийа представляли собою в Хазарии замкнутую группу населения; согласно приведенному выше сообщению Йакута - Ибн Фадлана, стоявший во главе этой группы везир, или хаз, имел право юрисдикции. Судя по характеристике Мас'уди хорезмийцев как преимущественно конного войска, ларисийа были скотоводами, имели вьючный скот. Весьма заманчивым является предположение считать появление ларисийа в Хазарии связанным с теми событиями, которые описаны у Димашки под 254/965 г., а у Мас'уди датируется неопределенной формулой "в давние времена". Но, к сожалению, это предположение при современном состоянии изучения вопроса вряд ли может быть обосновано. Несмотря на реальную военную силу хорезмийских ларисийа, составлявших одну из главных опор центральной власти, мы не находим ничего, что говорило бы о стремлении этой группы хазарского населения превратить ислам в обязательную единую религию каганата. Даже Мас'уди, вообще склонный к различного рода преувеличениям в отношении силы и значения мусульман в Хазарии, должен был констатировать, что только объединение мусульман с христианами могло бы подчинить себе хазарскую верховную власть, этим самым косвенно давая понять, что одни мусульмане не представляли собою в Хазарии силу, способную подчинить все остальное население.

Другую группу мусульманского населения в Хазарии, как указывалось, составляли купцы и ремесленники. Главным местожительством тех и других, конечно, были города, и в первую очередь Итиль. Ибн Русте, рассказывая о столице хазар, разделенной на два города, говорит, что в обоих из них живут мусульмане, у которых есть имамы, муэдзины и школы. Гардизи, следуя в основном за текстом Ибн Русте, называет школы персидским термином дабиристан и дополняет текст сообщением об обложении хазарами мусульман некоей податью, "сообразно имуществу каждого", как переводит не совсем понятную фразу В.В.Бартольд. Истахри при описании Итиля дважды останавливается на мусульманах: первый раз, описывая восточную половину Итиля, Истахри говорит о рынках и банях, находящихся в этой восточной части, и о том, что число мусульман, живущих здесь, превышает десять тысяч человек, а мечетей - тридцать: второй раз Истахри упоминает мусульман в связи с сообщением о нахождении в восточной половине Итиля купцов и торговых мест. Персидский вариант Истахри поправляет арабский оригинал: число мечетей в восточной части Итиля не тридцать, а три. Ибн Хаукал следует за Истахри, повторяя, что в восточной части Итиля тридцать мечетей. Мукаддаси, сохранивший в описании Итиля ценные детали, в отношении интересующей нас темы ограничивается упоминанием о наличии множества мусульман. Также кратко сообщение "Худуд ал-'алам". Бакри отмечает наличие в Итиле "бань, рынков, имамов, муэдзинов", Идриси - "купцов, рынков, простого народа". Йакут следует в одном случае за Истахри, в другом упоминает о соборной мечети у итильских мусульман, где совершается молитва по пятницам и при которой находится высокий минарет (без сравнения по высоте с царским дворцом, как у Мас'уди). Очевидно, желая особо оттенить значение этой итильской мечети, Йакут говорит о нескольких муэдзинах, ее обслуживающих. Закарийа' Казвини, упоминая о рынках и банях в Итиле, поясняет, что стоянка купцов находится в устье реки. Знают итильских мусульман Ибн Ийас и Хаджжи Халифа. О наличии большого числа мусульман-купцов с товарами упоминает Ибн Хаукал в рассказе о захвате русами Булгара, Итиля и Семендера. О мусульманах и мечетях упоминают наши источники при описании города Семендера. Наконец, из приведенного выше рассказа о жителях области Сарир, которые по пятницам ходят молиться в мечеть, а по субботам и воскресеньям в синагогу и церковь, также явствует наличие мусульманства на южных границах Хазарии. Если ларисийа представляли собою компактную группу населения, то ремесленно-купеческие колонии мусульман были разбросаны - дошедшие до нас сведения из восточных источников совершенно очевидно регистрируют далеко не полный список этих колоний.

Мы ничего не знаем о миссионерской деятельности итильской соборной мечети или мечети в Семендере. Надо полагать, однако, что упоминание нашими источниками, как указывалось выше, школ-мектебов, где молодые люди учатся чтению Корана, не случайно: как и всюду за пределами халифата, мусульманский религиозный центр развивал также и миссионерскую деятельность. Мас'уди сообщает о каком-то особом положении, которое занимал мусульманский судья в Итиле в отношении идолопоклонников: если судья, предназначенный судить идолопоклонников, не мог решить дела, то тяжущиеся отправлялись к мусульманину-судье, чтобы тот рассудил их согласно шариату. Но и при большой активности любого религиозною мусульманского центра в Хазарии все же само положение ислама - одной из допущенных, но единственной религии хазар - придавало особое значение деятельности миссионерства, базировавшегося на страны, где мусульманство занимало привилегированное положение. Согласно рассматриваемым источникам, два центра мусульманской религиозной пропаганды играли особую роль в деле укоренения ислама в Хазарии: Баб ал-абваб (Дербент) на юге и юго-восточное побережье Каспия - Хорезм и Горган. Как это ни странно, но первый из этих центров, непосредственно соседивший с Хазарией, проявлял себя значительно менее активно, чем Хорезм. Даже Семендер, находившийся всего в нескольких днях пути от Дербента, был известен более как христианский, а не мусульманский город: в городе преобладают христиане, утверждает Мукаддаси. Кажется, только Мас'уди свидетельствует недвусмысленно о связях Дербента с причерноморскими степями, рассказывая о пропагандистской деятельности купцов из Баб ал-абваб среди племен, вступивших затем в ожесточенную борьбу с Византией. Остальные из привлеченных нами к исследованию авторов центром мусульманской миссионерской деятельности в Хазарии считают юго-восточное побережье Каспия. Отсюда, как упоминалось выше, был совершен мусульманский рейд в Хазарию при халифе Ма'муне; именно к хорезмийцам относит предание и попытку установить мусульманство в Хазарии как государственную религию. И значительно позднее, в XII столетии, мусульманское Нижнее Поволжье было тесно связано с Хорезмом; так, гренадский путешественник-миссионер Абу Хамид, прибывший с западной окраины мусульманского мира в Хазарию через Дербент, в течение своего длительного пребывания в Восточной Европе, по собственным его словам, три раза плавал с Нижнего Поволжья в Хорезм. Только перерывом нормальных связей между юго-востоком Каспия и Хазарией можно объяснить факт, что Ибн Фадлан, спустившись из Хорезма в Горган, вместо привычного морского переезда отправился сухопутьем. В этом отношении совершенно исключительный интерес представляет сохранившееся у Иакута сообщение о том, что в 310/ 922-23 г. царь хазар велел разрушить минарет в Итиле и казнил муэдзинов. Репрессии хазарского царя были вызваны тем, что мусульмане разрушили синагогу в Дар ал-Бабунадж. Хазарский царь заявил: "Если бы, право же, я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной неразрушенной синагоги, я обязательно разрушил бы [и] мечеть". Отсутствие дополнительного разъясняющего материала не дает права сделать какие-либо решительные выводы. Но все же нам кажется сомнительным утверждение, что "разрушение минарета и казнь муэдзинов в Хазарии произошли вскоре после приезда [багдадского. - Б.3.] посольства в царство булгар и, несомненно (sic! - Б.3.), были с ним связаны", а также что Дар ал-Бабунадж следует искать "или в Багдаде, или в каком-нибудь из городов Ирана". Исходя из всего вышесказанного, нам представляется правильнее считать разрушение синагоги и ответные репрессии хазарского царя реакцией на более крупные, а главное, более существенные события, чем появление в Поволжье багдадского посольства. Не было ли все описанное Йакутом одним из эпизодов длительной борьбы между Хазарией и юго-востоком Каспия? Религиозная оболочка этой борьбы как будто с более достаточным основанием, чем что-то другое, позволяет нам укрепиться именно в этом мнении. Тогда загадочный Дар ал-Бабунадж, где была разрушена синагога, - вероятно, центр хазарской колонии, - надо разыскивать, конечно, только в Хорезме или Горгане.

Естественно, что наличие христианства в Хазарии отражено в восточных источниках весьма смутно и недостаточно. Фраза Мас'уди, констатирующая опасность для хазарской суверенной власти объединения мусульман и христиан, показывает, что христиан в Итиле было не меньше, чем мусульман. Констатация Мукаддаси преобладания христиан в городе Семендере представляется вполне достоверной. Житие Або Грузинского, принявшего христианство и совершившего во второй половине VIII века путешествие к хазарам, показывает наличие, во всяком случае в южных областях Хазарии, христианских поселений. Моисей Каганкатваци, рассказывая о событиях, происшедших примерно лет за сто до путешествия араба-христианина, приводит исключительно интересный отчет албанского епископа Исраиля, обратившего хазар Варачана, называемых им гуннами, в христианство. К категории мусульманских известий о христианах Хазарии мы относим рассказ, находящийся в составе написанной в 1206 г. в Индии хроники Фахр ад-Дина Мубарак-щаха. Оговорка о христианах не случайна: рассказывая о том, что хазары заимствовали письменность от русов и некоего племени, живущего близ них и носящего наименование рум-и рус, индийский автор совершенно неожиданно заключает: "те из хазар, что пишут этим письмом, по большей части иудеи". Сообщение о хазарской письменности, заимствованной от русов, подвергалось неоднократно переводу и комментариям. Одним из первых, занимавшихся этим сообщением, был В.В.Бартольд. В своей статье, специально посвященной этому сообщению, Бартольд, основываясь на описании загадочной письменности Мубарак-шахом - "пишут слева направо, не связывая буквы, которые числом 21", - пришел к заключению, что под очень несовершенным и расплывчатым описанием индийского автора скрывается указание на глаголицу. Несмотря на неоднократный перевод и разбор, сообщение Мубарак-шаха, как нам представляется, еще недостаточно обследовано. В частности, занимающийся этим сообщением не может не сопоставить его с известным рассказом жития Кирилла (Константина), где упоминается, что, направляясь к хазарскому кагану, Кирилл нашел в Крыму русский псалтырь. Наличие сочетания в тексте слов рум-и рус вместе с тем не может не напомнить Мукаддаси, где русы поименованы "войском Рума, называемым ар-рус". Все это, представляется, не может быть трактовано иначе, как сообщение о русской письменности до изобретения и введения кириллицы. В таком случае неожиданное заключение Мубарак-шаха об иудеях, пользующихся этой письменностью, может быть понято лишь как традиционная подмена названия "хазар" наименованием религии, исповедуемой правящей хазарской верхушкой. Заключительная фраза Мубарак-шаха - еще одно свидетельство каких-то не совсем выясненных связей между еврейско-хазарской традицией и Индией. Индийская хроника (написанная немногим более шестидесяти лет спустя "Китаб ал-хазари" Галеви 1140) приписывает иудаизм, как и испано-еврейский автор, не хазарской верхушке, а всему хазарскому народу в целом.

Подобная точка зрения чужда рассматриваемым нами источникам, входящим в состав Свода. Приверженцы третьей монотеистической религии - иудаизма, по сообщению наших авторов, представляли собою весьма ограниченную и малочисленную группу хазарского населения. "Царь их - иудей; говорят, что свита его составляет приблизительно четыре тысячи мужей, - сообщает Истахри. - Хазары - мусульмане, христиане и идолопоклонники; наименьший раздел их (т.е. хазар) - иудеи, а наибольший - мусульмане и христиане, только вот царь и приближенные его - иудеи". Персидский вариант Истахри представляет собою несомненное сокращение той же темы (пропущено место о разделах у хазар), и содержание всего сообщения оказалось таково: государь их - иудей, он имеет свиту из четырех тысяч мужей из мусульман, хазар, христиан и идолопоклонников, однако приближенные его иудеи. Ибн Хаукал буквально следует редакции Истахри; в издании Крамерса после слов о четырех тысячах мужей идет фраза "в тех двух областях - мусульмане" и т.д. Упоминание о четырех тысячах мужей, приближенных хазарского царя, исповедующих иудаизм, после Ибн Хаукала встречается в весьма немногих сочинениях; таковы Йакут, дословно повторяющий Ибн Хаукала, и Хаджжи Халифа, следующий персидскому варианту Истахри в том отношении, что фразу о свите царя из четырех тысяч мужей сливает с дальнейшим сообщением о делении хазар по вероисповедному признаку, благодаря чему, как и в персидском варианте, получается, что четыре тысячи приближенных мужей состоят из представителей различных религий. Начиная с Ибн Русте идет и другое описание части хазар, исповедующих иудаизм. По словам Ибн Русте, иудаизм исповедуют "наибольший глава" хазар, т.е. каган, его заместитель, а также те из предводителей и наибольших, кто близок к ним. Гардизи, как обычно, следует за текстом Ибн Русте. У Мас'уди - наиболее подробное перечисление категорий хазарской знати, исповедующей иудаизм: царь, свита и хазары царского рода. Реликты этой темы встречаются и у других авторов: Мукаддаси упоминает об иудаизме царя хазар; Бакри отмечает, что хазары - мусульмане, христиане, идолопоклонники, опуская упоминание об иудеях. Как правильно заметил Дефремери, Бакри пропустил несколько слов, и реставрацию текста следует производить с помощью Йакута. Таким же реликтом данной темы является фраза Исхака ибн ад-Хусейна: наибольший царь их (т.е. хазар) - иудейской веры.

Отмечаемое явление получило отражение и в еврейско-хазарской переписке: ни в краткой, ни в пространной редакции писем хазарского царя Иосифа мы не находим каких-либо оснований считать иудаизм широко распространенной хазарской верой. Судя по всем данным, имеющимся в нашем распоряжении, иудаизм в рассматриваемые периоды существования хазарского государства был признаком исключительности, привилегированности лиц, его исповедующих. Истахри и последующие варианты сохранили чрезвычайно любопытный в этом отношении рассказ, ярко рисующий социальную основу хазарского иудаизма. Рассказ этот у Истахри не оригинален, представляет собою результат компиляции, на что, в частности, указывает перерыв в тексте. По словам этого рассказа, у хазар правом быть каганом пользуются только люди, принадлежащие к определенному роду или племени; одно происхождение определяет право быть кандидатом в каганы; каганом может быть избран любой человек, принадлежащий к определенному роду, если даже у него нет никакого положения и достояния. Со слов некоего лица, "заслуживающего доверия", Истахри приводит следующий рассказ: на базаре в Итиле был юноша, торговавший хлебом; этот юноша по смерти правившего кагана сам чуть не стал каганом, так как никого не было более достойного. Помешало ему лишь одно: юноша был мусульманином, а хазары не ставят в каганы никого, кто не исповедует иудейской веры. Ибн Хаукал точно следует за содержанием Истахри, по существу не внося в изложение ничего нового. Из приведенного рассказа прежде всего явствует, что социальной опорой иудаизма в Хазарии была та же родо-племенная общность, какую мы наблюдаем при обозрении мусульман-ларисийа. Мас'уди сообщает, что сан кагана принадлежит лишь членам рода, и это показывает, по мнению Мас'уди, что ему, т.е. этому роду, царство принадлежало в древности. Димашки повторяет ту же мысль, пользуясь уже приведенным термином - "известный род" или "племя". О связанности хазарского престола с определенным родом недвусмысленно говорит еврейско-хазарская переписка (письма Хасдая ибн Шафрута, вопросник и обе редакции ответа царя Иосифа). Не останавливаясь сейчас более на родо-племенной подоснове Хазарского каганата, заметим только, что во времена, когда составлял свой труд Истахри, члены этого знатного хазарского рода-племени далеко не все исповедовали иудаизм: юноша булочник, которого прочили в каганы, был мусульманином. Таким образом, хазарский иудаизм не только не обнаруживал тенденции к распространению, но, если верить мусульманским авторам, сам подвергался размыванию со стороны других монотеистических религий, в первую очередь мусульманства. Упоминавшееся выше уничтожение хазарской синагоги в Дар ал-Бабунадж в 390/922-23 г. - один из эпизодов этой длительной, но ожесточенной борьбы. Может быть, этим объясняется, что "ни один из армянских писателей не намекает на то, что хазары исповедовали религию евреев". Даже в Семендере, старинной резиденции хазарского кагана, насение, исповедовавшее иудаизм, как и мусульманство, находилось в меньшинстве по сравнению с населением, исповедовавшим христианство.

Используемые нами источники говорят о времени Харуна ар-Рашида как о самой ранней дате иудаизации хазар: сама иудаизация, согласно мусульманской исторической традиции, носила характер внешнего влияния, заимствования. Как известно, эта традиция противоречит данным еврейско-хазарской переписки. Анализ последней невольно уводит исследователя к старинным кавказским корням хазарского иудаизма, к самому началу каганата, когда предки ставшего впоследствии могущественным хазарского рода были малочисленны и слабы.

[ << ] [ Оглавление ] [ >> ]